Книга
Никольский, Н. В. Этнографический очерк Мильковича, писателя конца XVIII в., о чувашах / Н. В. Никольский, 1906. - Текст : электронный.
Ссылки:

Содержание:
Быт и верования чуваш Синбирской губернии : (из записок уездаго землемера Мильковича 1783)
Извлечения из "Историческаго описания о Казанской губернии" : (из записок уездаго землемера Мильковича 1783)
Этнографический очерк Мильковича о чувашах впервые появился в печати в «Северном архиве» за 1827 год и во многом изменен против оригинала. Издатели «Северного архива» мало церемонились и с чувашским текстом рукописи. Тем не менее, в 1881 году для этого очерка нашелся новый издатель – В.К. Магницкий, придававший вместе с А. Сбоевым серьезное значение рукописи, как описанию, единственному по обстоятельности сообщаемых здесь сведений. Действительно, очерк Мильковича несравненно выше, чем описания предшествующих этнографов XVIII в., как-то: Миллера, Рычкова, Георги, Палласа, Лепехина. Автор постарался изложить на бумаге все то, что читал в трудах предшественников и пополнить недостающее собственными наблюдениями. Так, со слов Татищева, он утверждает, что чуваши «суть древние болгары», находя, очевидно, вполне удовлетворительным замечание Татищева «о болгарском народе, кой назывался чолматы, и живали вниз по Каме реке, изъявляя, что они р. Каму именуют Чолма, а татары Чолман идель». Христианство, по Мильковичу, принято чувашами в 1723 году. Может быть, здесь надо видеть заимствование у того же Татищева или Страленберга. Наблюдения Мильковича над чувашами в его положении были вполне возможны. Как уездному землемеру, ему приходилось иметь сношение с местными чувашами, но с какими именно, трудно сказать. В.К. Магницкий, перепечатывая статью Северного архива «О чувашах. Этнографический очерк неизвестного автора конца XVIII в.», высказывает предположение, что этот аноним – не кто иной, как священник Курмышского уезда, знавший лишь верховой говор чуваш. Действительно, все чувашские тексты очерка написаны на верховом наречии чувашского языка. Но из этого едва ли следует то, что автором текстов был житель Курмышского уезда. [C. 4-5]#

Чуваши, как сами, так и от Россиян сим именем называющиеся, и прежде сего, жилища свои имевшие вниз по реке Волге, – суть древние Болгары; они наполняли весь уезд Казанской и Симбирской, но при воспринятии крещения, некоторые из них, нехотя вступить в Христианскую веру, перешли в луговую сторону реки Волги, в Башкиры и в другие места, там поселились, а иные переселились в разные места по нагорной стороне Волги, смешались с Мордвою, Татарами и Черемисами, однако и ныне еще оных в Симбирском Наместничестве в языческом суеверии оставшихся, живущих особыми деревнями и обще с восприявшими крещение действительно платящих подать, считается до 66 157, из них крещеных 62 894 души обоего пола. Они говорят от Сарматского произошедшим и смешанным с татарским языком. Чуваши прежде, пребывая в идолопоклонстве, вели жизнь кочевую, но потом все возлюбили землепашество, и уже большая из них половина в нынешнем столетии крестилась и исповедует Христианскую веру. Сей народ навыкнув из давних лет жительствовать не в городах, но в малых деревушках, весьма охотно свои жилища заводить старается в лесах, при хороших источниках, на ровных и сухих местах, а дабы в течение всего лета не только во дворах, но и подле самых своих хоромин зеленеющиеся деревья и траву иметь они могли, селятся очень редко. [C. 7]#

Чуваши лицом по большей части бледны; в делах своих не расторопны и в расположении жизни, против других народов, низки; разум их более направлен к разным суевериям и многобожиям. Они легковерны и предприимчивы, но робки и смирны. Главное их упражнение в хлебопашестве и в других земледельческих трудах, но ремесел и рукоделий не знают. Они летом живут в построенных из хорошего лесу шалашах, а зимою в черных хижинах и темноте, у которых на одной только двери для освещения вырезаны вверху небольшие полкруга, а хотя и сделаны на восток и на полночь еще два маленьких волоковые окна, но отворяются весьма редко, а те, которые живут в отдалении от Россиян, не имеют и оконниц. Пища их весьма бедная и состоит более в молоке и вареных в воде маленьких кусочках полбенного хлеба, по их называемому Яшка, также едят они сваренную в воде или провесную бешеную рыбу - сявуркан пола; но пребывающие из них в языческом суеверии, свининою гнушаются, что самое переняли они от татар; что ж у Чуваш получше случится, то сберегают они для приезжающих к ним людей и на продажу. Напитки их составляют по большей части одно только пиво и мед. Оное приготовляют они весьма часто, посвящая бочки благотворным своим божеством и редкий месяц проходит, чтобы и самый бедный чуваш не варил пиво, – однако ж приезжающих своих угощают одним только своим пивом, а из пищи, разве для отменного гостя, жарят в масле две или три маленькие частички, по их называемого Ширдана [шӑртан и ширтан], который делают они детом из бараньего, или из оставшегося от жертвоприношения разных животных жареного мяса; изрезав оныя в мелкие кусочки, и, посолив, начиняют ими бараньи кишки, а после коптят. Да и те три маленькие частички хозяин и гости, потчуясь между собою, делят еще частей на 20 и более. Они, не зная ни грамоту, ни букв, письменного у себя закона не имеют. Но естественная любовь, владычествующая ими, обязывает их о несчастном сожалеть, просящему делать помощь и не желать того ближнему, чего себе не желают; а потому и почитают они всякую обиду за грех. Чуваши весьма добродушны, и, не навыкнув изъявлять свое усердие на словах, изъявляют оное на самом деле, ибо какой-бы то нищий, заехавши к ним путешествующий ни был, когда оный представляет вид постоянного и обходительного человека, приемлется ими простодушно и угощается всем тем, что у них случится. Они всякого странствующего приветствуют простыми и усердными своими словами, говоря: пермбуркас [пĕрле пурӑнас], т.е. что они навсегда жить и общество с ним иметь хотят. Чуваши народ отменно благодарный и против оказанных им благодеяний столько чувствительны, что не только против благодетелей своих изъявляют бесковарные знаки своего искреннего почитания и любви, но если б того их благодетеля и в живых более не было, а через долгое время после родственника его они увидят, то и ему всего, что чувствительность и не лицемерная благодарность требует, изъявляют. [C. 8-9]